— Бедняга Фил. Я, похоже, только и делаю, что приношу несчастье тебе и твоим близким.
— Фил был не прав, хотя ему самому, наверное, казалось, что это обстоятельства заставляют его поступать именно так, а не иначе. Что же касается его любовных похождений… Теперь я знаю, чем они были вызваны. Похоже, после рождения Стефани в их отношениях с Кэти не все шло ладно.
— Тогда я и понятия об этом не имел, хотя не раз задавался вопросом, не связана ли эта история с проблемами в семье.
— Я не виню Кэти. Но, возможно, если бы они спокойно сели и обо всем поговорили по душам… — Она вздохнула. — Так или иначе, в том, что произошло, твоей вины нет. — Она чувствовала, как дрожит голос от переполнявшего ее волнения.
— Спасибо, — ответил Ник точно таким же тоном.
Переведя дыхание, Линдси встретилась с ним взглядом и сказала:
— Но самое большое потрясение я испытала, увидев, как ты прыгнул на машину, словно последний болван. Ты же мог разбиться или на всю жизнь остаться калекой.
— Ничего подобного, — непринужденно ответил он. — Такой прыжок не имел ничего общего даже с рассчитанным риском. Я знал, что делал.
— В самом деле? — Несмотря на восхищение, явственно сквозившее в ее голосе, в нем зазвучали и вызывающие нотки, когда она, чуть помедлив, добавила: — Ах да, Луиза рассказывала, что среди многих безумных занятий, которые ты перепробовал в своей лихой жизни, была и профессия каскадера.
— Тогда о чем мы вообще говорим? Прыгнуть на мчащуюся машину так же просто, как и броситься вниз с крыши дома. Весь вопрос в технике.
Непринужденность, с какой он говорил о таких вещах, лишь усиливала чувство восхищения им.
— Но для таких трюков нужна постоянная практика. Не станешь же ты уверять меня, что все свободное время прыгаешь на крыши машин. К тому же под рукой не было никаких вспомогательных средств, которыми для страховки пользуются каскадеры, скажем, мягкого матраца, который помешал бы сломать шею… При таком количестве машин на улице от тебя могло бы остаться мокрое место.
— Ты все сказала?
— Вовсе нет. Сколько тебе было лет, когда ты стал каскадером?
— Девятнадцать или двадцать. Точно не помню, — уклончиво ответил он.
— А сколько сейчас?
— При чем здесь это?
— Так сколько же тебе лет? — не отставала она, и в голосе ее зазвучали проказливые нотки: — Ты что, стесняешься сказать?
Он состроил недовольную мину.
— Конечно нет. Мне тридцать пять. То есть было тридцать пять, когда я проснулся вчера утром. У меня такое ощущение, что с тех пор я постарел лет на двадцать. Но я все равно не пойму, при чем здесь это.
У Линдси, возмущенной его несообразительностью, даже перехватило дыхание.
— Как это при чем? Тебе давно пора остепениться и заниматься только тем, что тебе под силу.
В глазах у него заплясали лукавые огоньки, что не укрылось от ее внимания.
— А ты не могла бы составить перечень того, что, на твой взгляд, мне пока еще под силу?
Уголки ее губ невольно дернулись кверху.
— Нет!
— Тогда прикуси язык, — отрывисто приказал он, потом, уже мягче, добавил: — Ты и вправду беспокоилась за меня?
— Конечно. Я чуть не умерла со страху, когда увидела твое лицо за ветровым стеклом.
— Извини, что заставил тебя волноваться, но выбирать, похоже, не приходилось. Да и времени на раздумья тоже не оставалось. Я ехал по встречной полосе и был уже рядом с твоим домом, но попал в затор. Тут я увидел, как эти парни выволакивают тебя из подъезда, словно мешок с мукой. Это зрелище подействовало на меня как красная тряпка на быка. Остановив машину посреди улицы, я выскочил наружу. Если тебе так уж хочется думать, что я совершил подвиг, то могу сказать, что ближе всего к нему оказалась моя пробежка в потоке движущихся автомобилей. Вот тогда я и вправду мог пострадать.
— Ах, Ник! — У нее вырвался судорожный вздох. Ей хотелось сказать ему, что, если бы он погиб, ее жизнь тоже была бы кончена. Но она промолчала, боясь еще больше расстроить его.
Ник смотрел на Линдси с необычайной теплотой, и она поняла, что он по-прежнему без ума от нее. Пожалуй, нельзя сказать, чтобы он терял голову от каждой женщины, с которой сводила его судьба, поэтому у нее возникло ощущение, что в ней и в самом деле есть нечто особенное. Но то, что он представился в больнице ее женихом, скорее всего было вызвано простым стремлением избежать бюрократической волокиты.
— До сих пор у нас с тобой не было возможности поговорить. А ведь мы должны были встретиться вчера, чтобы обсудить что-то важное, — сказала она.
— Разве ты сама не догадываешься, что?
— Догадываюсь. Ты собирался сказать, что расторгаешь со мной контракт.
— Да, помимо всего прочего. Из-за вчерашней суматохи я не успел сказать тебе, что отныне ты свободна от всех своих обязательств, связанных с этой рекламной кампанией. Мы решили начать ее немедленно, так что в любом случае ты не смогла бы в ней участвовать. С физиономией, сплошь покрытой синяками, тебе вряд ли удастся очаровать публику. Поэтому мы наняли другую девушку.
Она вовсе не стремилась очаровывать публику, единственное, чего ей хотелось, — это очаровать его. Но он мог хотя бы ради приличия говорить не таким веселым тоном о том, что от ее услуг решено отказаться!
— Что еще?
— А что еще?
— Ты сказал «помимо всего прочего», — пояснила Линдси.
— Ах… да. — Поймав на себе взгляд Ника, она покраснела до корней волос и задрожала всем телом. — Ты нужна мне. Без тебя жизнь становится в тягость, теряет смысл. Когда тебя нет рядом, я чувствую себя глубоко несчастным. Я кое о чем серьезно поразмыслил, и теперь… я хочу сделать тебе одно предложение. — Он с тревогой посмотрел на Линдси.